Мария Мелех - Сны Бога. Мистическая драма
Мне оставалось только молиться и слезно вопрошать бессонными ночами – за что мне сие наказание? Попросить его съехать и подыскать другого соседа духу не хватало. Я ждал удобного случая – то есть, такого, когда причиненное мне неудобство затмит мою бесконфликтность и страх перед существом вдвое… нет, втрое больше меня.
Дело в том, что я практически не мог спать под одной крышей с ним. Сила звуковых вибраций, химический состав воздуха и недоверие к его внутренней гуманности не давали мне уснуть.
Все изменилось за один день, довольно драматичный и насыщенный событиями. Я в кои-то веки собрался провести выходные дома, и отправился в Стаффордшир на своем автомобиле. Оказалось, Джон из тех же мест, и не иначе, как божественное провидение и чудо оберегали мое отрочество от случайного столкновения с ним на проселочных дорогах. Мы отправились после лекций, в три часа пополудни. Сжалившись надо мной, соседушка провел ночь перед поездкой у своих подружек, и я смог выспаться, чтобы не потерять бдительность на дороге. Мы ехали уже два часа, и я был занят раздумьями о том, как избежать академической ответственности и вернуться к свободному творчеству. Джон, утомленный насыщенной ночью, дремал рядом, время от времени заваливаясь вбок и пихая меня толстым локтем. Я раздраженно отталкивал его, он просыпался, встряхиваясь, как щенок, хлопал белесыми ресницами, отчаянно пытаясь сконцентрироваться на влетающей под колеса дороге, но опять проваливался в сон.
Когда его тело приняло оптимальное положение и перестало вторгаться в мое пространство, я, наконец, смог беспрепятственно отдаться течению мыслей и… непостижимым образом заснул. Утонул в невесть откуда взявшемся темно-голубом омуте грез, напоминавших пейзаж тех миров, которые я привык посещать с детства. Что-то позвало меня туда, или же моя душа, утомленная студенческой реальностью, сама прошмыгнула в любимое королевство – я не знаю. Но смерть времени не теряла и уже скользила над нами, улавливая косую траекторию оставшегося без управления автомобиля.
Я проснулся оттого, что резко пахнущее, грузное тело навалилось на меня, чертыхаясь и бранясь такими словами, о существовании которых я и не подозревал. Машину трясло и подбрасывало на каких-то неровностях – вскоре я понял, что это были кочки и камни обочины, под плавный откос которой мы катились. Бесцеремонно вжав меня в дверцу, Джон нащупал ногой педаль тормоза, и мы остановились в пяти метрах от обрыва, с которого открывался очень живописный вид на сельский пейзаж, украшенный лентой реки.
Пока меня колотило, и я не мог вымолвить ни слова, он вышвырнул меня из машины и, усевшись за руль, медленно, словно тяжеловоз, вывел ее наверх, к дороге. Я плелся позади, и мои дрожащие колени почти обгоняли автомобиль.
– Как? – заорал он на меня, когда мы пристроились у края дороги. – Как ты мог заснуть?
– Не знаю, – попытался отвертеться я от расспросов. Дальше он повел машину сам, отмахав лишние тридцать миль от своего дома. Я отдал ему автомобиль, и мы условились, что в понедельник утром он заберет меня.
С тех пор я всегда крепко спал в его присутствии. Храп и скрип пружин под тяжестью его тела перестали раздражать меня. Он поделил свое время пополам, и мы нередко просиживали вечера за разговорами, потягивая вино – и эти бокалы тоже были уступкой мне, плохо понимавшему те мутные разновидности алкоголя, которые он предпочитал. Постепенно он стал вникать в суть моей проблемы, обнаружив недюжинное упрямство и выудив у меня признание в грезотворчестве. Я нехотя предоставил в его распоряжение основные штрихи, но не стал расписывать подробности магической пелены своего сознания, правильно поняв, что Джон относится к тому типу людей, которые постигают все медленно и на собственном опыте. Или, по крайней мере, собственными глазами.
Так оно и получилось. Однажды утром я открыл глаза, а он уже сидел на своей постели, выбритый и одетый, серьезный и сурово сдержанный.
– Ты знаешь, что лунатишь, Ник?
Да, разумеется. Я знал.
– Да за тобой глаз да глаз нужен, – Джон покачал головой. – Я, конечно, давно заметил, что ты беспокойно спишь, но сегодня поймал тебя, бредущим на чердачную лестницу. Ты словно шел по совершенно другому рельефу…
Он помолчал, а потом все же договорил:
– Если бы я не видел это своими глазами, не поверил бы. Ты поднимался по лестнице так, словно она была пологим склоном, а не ступенями. Ты ставил ступни под углом… Невероятно…
После этого мне было проще объяснить ему, что такое сновидение.
Но, восхитившись открытием и уникальным другом, Джон решил, что мне не помешает заземлиться, и предложил целый перечень услуг по реабилитации моей подвижной психики. И, как существо, действительно обладающее подвижной психикой, от некоторых из них я не смог отказаться. С девушками (если дозволено будет так назвать тот контингент, с которым любил развлекаться мой новый друг) я по-прежнему знакомился редко – только в тех случаях, когда тело явно побеждало душу в долгой изматывающей борьбе. Но искристую романтику ночных лондонских пабов и подпольных театров с их запрещенными пьесами, предельной обнаженностью и причудливостью красоты, выходящей на грань уродства, ловил с откровенным удовольствием. Иногда мой взгляд останавливался на актрисах и других посетительницах этих заведений – нервных, утонченных особах, считающих своей прямой обязанностью и телом и глазами излучать пронзительную идею бесконечного искуса. Навязчивого, если вдуматься. Но все же недоступного. Быть может, по той причине, что за болезненным мерцанием идеи не существовало ее реальных подтверждений.
К сожалению, тот вечер, когда мне было суждено встретить свою будущую жену, я провел не самым благостным образом. Будучи пьян, я все же смог определить разницу состояний между собой и Джоном, и понял, что сегодня нет никакой надежды на моего земного друга. Я вышел из бара, но меня настигла одна из его подружек, и спустя неопределенный промежуток времени я, подпирая спиной шершавый камень вместилища порока, сунул ей, стоящей передо мной на коленях, в рот смятую бумажку, вызволенную из карманной смеси сигарет, ключей, носового платка и еще чего-то рассыпавшегося, пахучего и позабытого мной напрочь. Она была блондинкой с прической а-ля Мэрилин, клоунским ртом, крупными веками и точеной талией в палево-розовом платье. Или все это подмигивало мне с плаката на стене противоположного дома, куда я непрерывно пялился, пока кто-то умело копошился у моих ног?
Подумав, что могу поймать по пути такси, я смело направился прочь из Лондона – тем более, что мы веселились на самом его краю. Мысли утянули меня, а я все брел и брел… Вдали загромыхало, упали первые капли дождя, затем он хлынул рекой – а вместе с ним и мой сплин. Кажется, я пытался порыдать над своей загубленной юностью и поруганной любовью. И в тот момент, когда я достиг такого патетического эмоционального катарсиса, что почти физически ощутил обрубки потерянных крыльев за спиной, пространство слева всколыхнулось светом, и нечто блестящее и алое перерезало мне путь и остановилось впереди. Бентли последней модели явно поджидал меня.
Когда я потом спрашивал ее: «Что заставило тебя остановиться в ту ночь?», она всегда долго подбирала слова, будто вспоминая каждый раз заново. «Не знаю… Противоречивость картинки, наверное. Нет, не то, что такой юноша, как ты, идет по загородной дороге, под проливным дождем и небом, озаряемым молниями. Это как раз выглядело естественно. Но то, что ты был пьян и одет с отвратительным шиком молодого неудачливого ловеласа. Возмутительный диссонанс с самим собой. Мне захотелось рассмотреть тебя получше».
Все еще в тумане самонадеянности и уверенности в постижимости мироздания, не прибавляя шага, я приблизился. В общем-то, у меня не было другого выхода – ведь я шел вперед.
Дверца приоткрылась, и я, подозревая себя в нечистой наглости, заглянул туда, стараясь нацепить дежурную ухмылку. И мгновенно протрезвел.
Девушка, которая сидела в машине… Нет, ей гораздо больше подходило слово Женщина. С большой, величественной, украшенной королевским вензелем, буквы. Хотя она была моей сверстницей, и целеустремленный взгляд не мог ужесточить полудетской наивности округлого лба, но весь ее облик заявлял: «Я». Сложившаяся, завершенная, совершенная. Отточенные уверенные движения, высокомерная нервозность – словно у нее никогда не хватает времени ни на кого, кроме себя. Рыжие волосы гладко зачесаны, уши, шея, запястья – удлиненные, инопланетные. Бриллианты сверкают, будто она на приеме в Монако, а не на перегонной дороге между крохотными английскими городками.
Она вытряхнула из пачки длинную сигарету и прикурила ее, превратив в продолжение себя, такой же изящной и дорогой.
